На войне - "Командир", на гражданке - "Батя"
Редакция «РБ» продолжает публиковать воспоминания генерал-майора Бориса Арсентьевича Литвина, прошедшего Великую Отечественную войну
- Что такое психическая атака? Приходилось ли вам ходить в них?
- Со стороны наших войск никаких психических атак не проводилось, по крайней мере за период с 1943 по 1945 годы, в этом уже не было необходимости. Что касается психических атак противника, они были в основном в первый, наиболее трагический для нас, период войны – в 1941 и 42-м, когда пьяные толпы немцев наваливались на наши оборонительные рубежи. Какой был толк в психической атаке? Как военный человек, я могу сказать, что при встрече с такими пьяными толпами, у наших солдат чувство ненависти лишь усиливалось, хотелось уничтожать врага без пощады. Не было ни страха, ни желания убежать. Было ясно, что такая толпа выступает несознательно, они же накачивались спиртным и действовали под влиянием аффекта.
- Ходили ли вы в рукопашный бой? Это очень страшно?
- Нет, я сам не ходил. Мне рассказывали. Нас в Уфимском военно-пехотном училище учили штыковому бою. Но для учебы винтовок со штыками не было, к тому времени винтовки Мосина были изъяты из всех охранных предприятий. А училищ становилось все больше. Вместо винтовок делали деревянные стержни, чтобы показывать будущим офицерам приемы штыкового боя. Основными приемами были: «коротким коли», «длинным коли», разные выпады и т.д. На фронте штыковому бою бойцов обучали уже офицеры, которые прошли курс в училищах. И я тоже обучал. На правобережной Украине с 1943 года штыкового боя уже не было, как военный человек я могу заверить вас в этом. Это ушло в прошлое. Появилось автоматическое оружие, автоматы. Немцы тоже эту тактику не применяли.
- Помните ли вы как убили своего первого противника? Какие чувства вы при этом испытали?
- Я впервые увидел противника в декабре 1943 года под Винницей. Тогда мы стояли в обороне, а они наступали в районе восточнее Винницы. У наших войск после киевских боев сил оставалось меньше. Противник пошел в наступление. Я был командиром пулеметного взвода. Мне не было необходимости стрелять самому. У меня было 4 пулемета Максим. 2 пулемета были переброшены в одну роту, 2 – в другую. Я только переходил от одного расчета к другому и смотрел их готовность к бою. Станковый пулемет – оружие группового огня, следовательно – надежда пехоты, оснащенной не только автоматами, но еще и винтовками 1891/30 года. Групповой огонь – одновременное открытие огня по противнику всеми подразделениями. Допустим, командир взвода дает команду «Огонь!», и все должны стрелять по команде, неважно 40 человек или 10 человек осталось в живых.
- Откуда вы узнавали, когда нужно командовать «Огонь»?
- У каждого командира роты были специальные сигнальные флажки красного и желтого цветов, которые он носил в чехле на боку. Ими он подавал сигнал к началу или прекращению огня. Я, как правило, был возле одного из расчетов или командиров стрелковых рот, они просили меня помочь им пулеметным огнем в конкретном направлении. Было так, что мы подпускали немцев поближе или они сами уже приближались ближе. На дальние расстояния мы пустого огня не давали, чтобы не тратить патроны. Был такой случай – шла колонна, а мы подъехали ближе и разглядели, что это немецкая колонна. Некоторые наши сразу же открыли огонь по ним, но это был неприцельный огонь, он мало нам помог, немцы так и продолжали двигаться дальше. Не на каждый пулевой обстрел солдаты ложились на землю. Конечно, при наступлении противника, при шквальном огне, когда головы от земли не поднять, приходилось лежа вести бой. Командир батальона располагал телефоном или радиосвязью для доклада обстановки вышестоящему начальству.
- Как понять – какая пуля тебя поразит, а какая мимо пролетит?
- Какая поразит – не определишь. Можно определить от силы огня. Допустим, станковый пулемет делает 600 выстрелов в минуту, но это не значит, что он включает гашетку и, пока не даст 600 выстрелов, не остановится. Нет, конечно. Нажал – несколько выстрелов по цели, затем новая цель – снова нажал. В одной пулеметной ленте 250 патронов. Специальные коробки есть.
- Максим вам сильно помог? Он же довольно громоздкий и тяжелый пулемет. Или с автоматами Калашникова, как с более мобильными, было воевать сподручнее?
- У Максима был вес 66 кг и высокая мобильность огня. С 1944 года Максим начали заменять на пулемет Горюнова, тоже станковый, нового типа, он был легче Максима, при нем даже расчет уменьшили до 1-2х человек. А автомат Калашникова стал для пехоты величайшим благом, особенно во время наступления. Эти автоматы давали массовый огонь для поражения пехоты противника.
- Какая у вас была форма летом и зимой? Где вы стирали свое белье и портянки? Были ли у вас вши? В чем вы встретили Победу?
- Победу я встретил в солдатской гимнастерке, пилотке, брюках-галифе, обмотках и ботинках. Что касается формы – конечно, зимняя и летняя различались. Зимой носили ватники, шапки-ушанки, валенки, рукавицы. А летом - форму защитного цвета, на гимнастерках были отложные или стоячие воротники. Нательное белье состояло из рубашки и кальсон. Пуговиц не было, все было на завязках или деревянных прищепах. Брюки-галифе держались на брезентовых ремнях с металлическими защелками. В случае ранения или тяжелого перехода выдавалось новое обмундирование взамен испачканного или изорванного. Стиркой занимались банно-прачечные комбинаты. В случае, когда тыл был близко, солдаты должны были вытрясти вшей и вынуть все из карманов, белье собиралось в специальные мешки и отвозилось в стирку. Были вещевые ремонтные мастерские, чинившие обмундирование.
- А когда тыл был далеко? Или в окружении? Откуда там возьмется банно-прачечный комбинат?
- В полку не было банно-прачечных пунктов, поэтому баню устраивали из подручных средств. Скажем, на переднем крае солдаты устраивали бани в хатах, грели воду и мылись в бочках. В дивизии уже были дегазационная установка и банно-прачечный комбинат. По штату это 10-12-тысячный коллектив, принимающий с переднего края в стирку белье.
- А если такая ситуация – сдали белье в стирку. Пошли в наступление, из него половина не вернулась. Кто и как это белье потом передавал военным и в каком количестве?
- Сколько попросят, столько и давали – для того количества, которое осталось в живых. Приоритетными в обеспечении были войска, идущие с тыла на фронт. Люди постоянно менялись, шли, шли, как живая сила для восполнения утрат. Например, 400 бойцов полк получает, после боев хорошо если остается 100-150 человек, это зависит от категории боя – какой силы и с каким противником воевать приходилось.
- Я читала воспоминания одного фронтовика, он говорил, что вши, как крысы, чувствуют приближение опасности. Если человеку грозит смерть или ранение, они начинают заранее шевелиться больше. Его внимание обратил на это однополчанин, и он стал пристально следить за этим, и отметил, что в его случае это всегда было верно – как только вши заколобродили – его ранят.
- Вши, конечно, были, ведь солдаты не имели возможности иногда помыться несколько недель. В период подготовки к наступлению придумывали разные способы изведения вшей. Посыпали белье дустом, обрабатывали голову керосином. Дохлые вши падали до сапог, их вытряхивали. Пропускали одежду через дегазационные камеры. Людей мыли в бане, если не было стационарных помывочных пунктов, то в бочках грели воду и организовывали мытье. Меняли белье. В каждом вещмешке была запасная пара белья и сухой паек. После боев оставалось много лишних вещмешков с припасами и бельем. Их, конечно, подбирали и сами солдаты, оставшиеся в живых, и те, кто собирал убитых и раненых.
- Помню такой случай – перед отправкой на фронт в декабре 1943 года нас повели в баню, обычно перед обработкой вшей предупреждают вытащить все зажигательные приборы из карманов, но, видно, кто-то не вытащил. Привели к стационарной дегазационной камере, собрали всю нашу одежду, мы остались в чем мать родила. Внезапно дез. камера загорелась. 25 комплектов белья загрузили, а после обработки нам его должны были выдать назад. Но из-за пожара сгорела вся одежда. А мы уже помылись в бане. Срочно запросили новое обмундирование, через полчаса нам его привезли с полкового склада, в нем мы пошли на фронт и нас разбомбили под Фастовом (узловая станция вблизи Киева).
- Где же так быстро достали 25 комплектов обмундирования?
- Во время войны запасы фронта были эшелонированы от полка до дивизии, до армии. Везде был указан процент неприкосновенного запаса продуктов, медикаментов, вещевого имущества. Это строго соблюдалось. Поэтому такой запас лежал в тылу полка. Хранился на повозках или машинах, двигался вслед за передвижением фронта. По мере необходимости командир батальона давал приказ своему старшине-хозяйственнику и тот на батальон получал необходимый запас в тылу полка.
- Командиры хозяйственных взводов были незаменимы во время войны. У них была отлажена система обмена информацией и взаимодействия с другими полковыми структурами. Они отвечали за доставку пропитания, боеприпасов и отправку раненых в госпитали. Тяжелораненых нельзя было увозить в дневное время, их на повозках увозили в темное время суток, легкораненые сами шли. Тяжелые условия жизни войск были связаны с тяжелым военным положением всей страны, поэтому ожидать чего-то хорошего нельзя было. Весь быт на переднем крае создавал сам народ, сами солдаты, а государство непрерывно обеспечивало военных материальными ресурсами.
- Часто ли бойцы бросали или теряли оружие? Как его восстанавливали и какое наказание за это было?
- Бросать оружие считалось преступлением. За это грозил военный трибунал и штрафная рота. К тому же, без оружия солдата не принимали в госпиталь. Во время ранения он обязан был сдать оружие, а после выздоровления получить новое. В первые годы войны солдаты часто оставляли оружие, не только винтовки, но и пулеметы при отступлении оставались противнику. Это становилось трофеями немцев, хотя им не нужно было, т.к. их собственное оружие было очень неплохим.
- В конце 1942 года из-за нехватки боевого отечественного оружия в тыл страны поступали немецкие трофейные винтовки, которые выдавали нашим тыловым структурам – МВД, МГД, охрана лагерей для заключенных. В начале Сталинградской битвы наша 138-я дивизия ( позднее переименованная в 70-ю гвардейскую орденоносную) занимала оборону в 70 километров на Юго-Западном фронте, а оружия не хватало. Ждали вагонов из тыла страны. Вагоны были отправлены, но в связи с крайней необходимостью обеспечения других участков фронта, все оружие было отдано другим дивизиям. Наша дивизия не получила ничего. Только через какое-то время, по прибытии эшелонов, смогли передать стрелковое оружие для бойцов.
- А какие предметы были необходимыми для каждого воина, помимо котелка, ложки и саперной лопатки?
- Вещевой мешок, в котором лежал индивидуальный медицинский пакет, бритва, запас патронов (особенно перед боем), сухой паек, смена белья. Если потерял саперную лопатку – сам ее и должен найти, без лопатки на фронте была верная смерть. Иногда в период обороны брали штыковые крестьянские лопаты у населения. На отселенных территориях оставались дома, сараи и прочее – их разбирали на укрытия для солдат. Жители уходили в тыл, в основном – на восток страны.
- Приходилось ли вам встречаться или сотрудничать с партизанскими отрядами? Чем они отличались от кадровых военных?
- У меня отец был партизан. Он участвовал в боях в Полесье, в Житомирской области. Когда в октябре 1943 года дивизия генерала Сабурова овладела Овручем, отец мой был в отряде имени Чапаева при этой дивизии.
- Партизаны работали в тылу врага. Они поддерживали контакты со структурами центральной власти, осуществляли разведывательную деятельность. Поэтому об их заслугах всегда было известно – и когда они освобождали города или разрушали объекты. Партизаны получали и высшие награды, и героев. Наиболее развито партизанское движение было на Украине и в Белоруссии. Во главе партизанского движения стояли обкомы партии, облисполкомы, переходившие на подпольную работу, имевшие своих людей в районах, поселках и пр. Это сходу не организовывалось. Требовалась напряженная работа по внедрению людей на определенные участки. К этому готовились дети в школах (комсомол, ОСОВИАХИМ), проводились учения в районах и округах.
- Приходилось ли вам видеть вещие сны во время войны? Некоторые люди говорили, что они видели во сне определенные знаки, как бы божественные или потусторонние сигналы.
- Не буду отрицать существование вещих снов, но я был во время войны еще молодым парнем, мне было не до этого. Это, скорее, относилось к более зрелым военным, у которых нервная система была уже расшатана, которые беспокоились обо всем. В бога я не верил и сейчас не верю, особенно после того, как мою мать расстреляли фашисты, ей было всего 39 лет, после гибели родных братьев на фронте. Во время боев я не крестился и не молился. Это мистика, самовнушение. После войны, когда подсчитали количество погибших – 27 миллионов человек, из них 8 миллионов 600 тысяч непосредственно воинов Красной Армии. После таких цифр ни в какого бога я не верю.
- А после войны страшные случаи, например, бои или убитые вам снились?
- Фронтовых эпизодов не вспоминаю, за давностью лет, возможно. А тяжелые эпизоды во время гражданской службы вспоминаю – учения в Прикарпатье, на Дальнем Востоке, поездки по Приморью, в Магадан, вспоминаю сослуживцев, подчиненных, друзей. Конечно, самый страшный случай на войне – то, что я потерял всю семью, мать убили в 39 лет, младшего брата в 18 лет, старшего – в 21 год, отец умер в 48 лет. Сейчас я воспроизвел всю семью по фамилии Литвин, нашел все данные о своих погибших братьях.
- Как вас за глаза называли ваши подчиненные? Приходилось ли вам отстаивать свой авторитет? Вас больше уважали или боялись?
- Меня уважали за мою справедливость, решительность, знание военного дела. Во время войны меня звали «Командир», а на гражданке за глаза называли «Батя». Я довольно терпимо и ответственно относился к тем, кто зависел от меня. Это не сразу дается. Когда я еще был юноша, сосунок, то мои подчиненные, люди вдвое старше по возрасту, думали про себя, наверное: «А что он может? Как он нас поведет в бой?» Здесь и пригодились мои знания, полученные во время учебы, и боевая смекалка.
- Расскажите о своих фронтовых друзьях. Как вы подружились, с кем посчастливилось дойти до финала и общаться после войны? Считаете ли вы, что фронтовая дружба самая крепкая?
- На фронте я подружился с командиром батальона, капитаном Боевым, наша дружба завязалась на реке Серет во время подготовки к боевым действиям. Капитан Боев раньше работал председателем колхоза в Ростовской области, часто мечтал после войны вернуться в родной колхоз и поднимать хозяйство, но во время боев на реке Серет он погиб. Дружба наша была недолгой – не больше двух месяцев.
- Дружили мы с замполитом батальона старшим лейтенантом Иваном Лысых. Дружба с ним у нас длилась и в послевоенное время. Он работал в Донецке, на предприятии. На встречах ветеранов нашей дивизии мы общались с ним. Раньше ветеранов приезжало так много, что бронировать жилье нужно было заранее. Во время таких встреч мы с ним жили в одной казарме.
- Моим другом был помощник начальника штаба по учету, капитан Иван Мироненко. Он приезжал ко мне с фронта в госпиталь, даже привез мне новый пистолет. Наша дружба продолжалась долго. Выпить любил, а еще во время приема пищи за стопку водки на переднем крае мог рассказывать за едой пошлые или неприятные анекдоты, вызывающие у некоторых бойцов отвращение. Хотя при всем этом он отличался храбростью, ходил в разведку, брал немецких языков.
- С парторгом нашего 205 полка Василием Николаевичем Секретарюком мы познакомились в январе 1944 года, когда он вручал мне в окопе партийный билет члена ВКПБ. Приняли меня в партию еще в военно-пулеметном училище после прохождения годичного кандидатского стажа, но вручить не успели, поэтому он вручал мне позже. Он был на 14 лет старше меня, я его всегда называл «отец», а он меня «сынок». После войны он жил во Львове, его сын тоже был на партийной работе, в начале 1990-х он возглавлял Львовский обком Украины.
- Переписка у нас была активная. Встречались мы периодически, связующим звеном нередко был Василий Николаевич. Нас, ветеранов, приглашали в те города, которые мы освобождали – в Винницкой, Тернопольской, Львовской областях. Во время приглашения нам были присвоены почетные звания граждан того или иного города. Так, мне присвоили почетные звания гражданина городов Бар Винницкой области, Борщев Тернопольской области, Бобр Львовской области. Эти города приглашали большие группы ветеранов и размещали в своих гостиницах. Сейчас уже такого количества нет. Я созваниваюсь с некоторыми оставшимися друзьями по телефону. К сожалению, на похороны не приезжал, не было возможности, а на могилах бывал. В Жмеринке, возле вокзала, был похоронен командир 203 полка, герой Советского Союза, Коноваленко, мы приезжали на его могилу. Потом его могилу перенесли в центр города, какое сейчас отношение и уход – сказать не могу, известий не имею.
- Правда ли, что в случае прорыва фронта начальство могло бросить солдат и уехать в безопасное место? Есть воспоминания фронтовиков, где они прямо описывают ситуации, в которых штабное начальство грузилось на машины и уезжало, даже раненых бросали, приходилось буквально перегораживать дорогу, заставляя захватить недееспособных солдат в тыл. Были и случаи, когда даже вертолеты высылали за командирами, если помните командующего 33-й армией генерала Ефремова, он предпочел остаться до конца с остатками своей армии в окружении под Ржевом и покончил с собой. Фашисты с почетом его похоронили. Из-за неумелого командования у нас очень много людей погибло зря.
- Я знаю войну в масштабе своей дивизии, с конца 1943 г. При мне командиры солдат не бросали. Северо-западнее Москвы почти 2 армии попали в окружение. И положение солдат и командования оказалось сложным. Командиры дивизии не знали обстановки. Командование Белорусским военным округом было расстреляно по приказу Государственного Комитета Обороны. Со стороны солдат обсуждение вопросов, касающихся действий командования, считалось недопустимым. А про то, что кто-то улепетывал в тыл во время отступления, я скажу так: на фоне тех потерь, которые мы понесли в первые два года войны, это незначительно, роли в борьбе с фашистами не играло. В первые годы наша страна к обороне была не готова. А на Гитлера работала вся Европа. Одна только Чехия еще до начала 2-й Мировой войны вынуждена была передать фашистам Моравско-Остравский ВПК, который имел большой производственный потенциал, 447 танков, более 2 млн. боеприпасов и около 1000 самолетов для немецких армий. Эти данные я взял из книги Людвига Слободы, организатора чехословацкого батальона. Таким образом, военная мощь Германии усиливалась за счет боевой техники и людей из завоеванных ею государств. Румыния, Венгрия, Словакия, Западная Польша тоже работали на Германию. Прибалтийские страны тоже имели скрытые антисоветские формирования.
- По поводу командования – к середине войны мы научились воевать, за форсирование Днепра наша дивизия получила 15 героев Советского Союза, среди них совсем недавно умерли двое последних из оставшихся в живых – Тулинцев и Пономарев. Кстати, за важные сведения, добытые в тылу врага, или ценного языка давали Орден «Красного Знамени», «Славы III степени» или медаль «За отвагу».
- Есть опубликованные сведения, что поначалу население не уходило с оккупированных фашистами территорий, веря, что фашисты введут лучший режим, возврат земли, отменят колхозы, особенно это актуально для территорий Украины.
- Это заявление идиотов, врагов Советской власти, бывших раскулаченных, в каком бы чине они ни были. В моем родном селе «всесильных землевладельцев» было не больше 4 человек, которые были после 1930 года раскулачены. У них забрали землю, дома, но не убивали, а сослали в Сибирь или Среднюю Азию. После войны им разрешили вернуться в родные края, даже вернули их хаты, несмотря на то, что некоторые уже были заняты, скажем, детским садом. Сад построили новый. А открытых высказываний людей о мифической лучшей жизни, которая у них наступит после прихода фашистов, я не слышал. Те молодые, которые сейчас говорят о таких вещах – отростки предательства. Людей моего покроя уже почти не осталось в живых. Мне никто не осмелится заявить такое.
- Часто ли свои стреляли в своих во время атаки, не разбирая?
- По ошибке все было возможно. И самолеты бомбили своих, и артиллерия стреляла в своих. Это было вследствие недостаточной информированности о продвижении войск. Так как это считалось случайным, то никаких военных трибуналов за это не было – кого тут судить, все же не с целью уничтожить своих делалось, а по ошибке.
- С фронта могли человека репрессировать за какие-нибудь подробности его биографии?
- Если человек попадал на фронт, воевал, никто его не репрессировал. Он и так на волоске висел, мог попасть под контроль прокуратуры, если провинился в чем-то на фронте: побег, головотяпство, срыв задания, разглашение военной тайны и др.
- За самострел как наказывали?
- Медики определяли самострелы безошибочно, даже несмотря на отсутствие ожогов и всякие хитрости. После военного трибунала таким самострельщикам грозила штрафная рота.
- Я знаю только 2 случая в штабе полка. Один контрразведчик обвинял солдата за то, что тот себе обрубил палец саперной лопаткой. На военном суде солдат отнекивался. В качестве свидетеля выступил разведчик, казах, потерявший под Сталинградом два пальца. И уличил самострельщика во лжи – дескать, видно, где оборвало палец, а где сам обрубил. Этого лгуна судили, куда его отправили я не знаю. Штрафники воевали на равных с нами в Карпатах в 1944 г., их было больше 100 человек. Точно так же могли быть ранены или убиты. Ранение или смерть штрафника автоматически считались искуплением вины, прокурор дивизии выносил решение о снятии с них судимости.
- Много было к концу войны военных из Средней Азии? Понимали они по-русски? Плюс у них же религиозные обряды, например, свинина под запретом и прочее. Как с ними служилось?
- К концу войны их было очень много. Они понимали задачу. Из призывников хоть один знал русский на достаточном уровне, чтобы объяснить остальным требования командования. Поначалу они не пили водку, не ели сало, но война всех приучила к всеядности – после нескольких боев ели все подряд. После войны к нам группы ветеранов из Средней Азии приезжали и мы все с удовольствием общались с ними. Сейчас из моих однополчан некоторые живут в Туркмении и Казахстане.
- Вам приходилось пускать в ход кулаки и брань, чтобы усмирить панику, например?
- За период моей службы я паники не видел. Отступление видел в середине 1944 года. Со страхом отходили. Не все даже отстреливались при отступлении. Ругаться матом приходилось мне неоднократно, иногда даже прикладом автомата объяснять, что к чему.
- Приходилось ли вам добивать раненых фашистов?
- С ранеными фашистами я встречался в одном освобожденном районном центре, который освободила еще одна дивизия, помимо нашей. Я мог и не знать, кто справа-слева. В этом райцентре стояло 3-4 автобуса с ранеными немцами. Было принято пистолет держать на ремешке за пазухой. Я забрался в автобус на верхнюю полку, а мой солдат-ординарец Вакуленко лег на нижнюю. Вдруг мой пистолет упал на нижнюю полку. Мой ординарец увидел, что немец поднял мой упавший пистолет, и стал бить этого немца, решив, что тот украл его. Когда выяснилось, что пистолет просто выпал у меня, мой подчиненный оставил немца в покое. У фашистов тоже были к концу войны не только молодые военные, но и пожилые, и больные, страдающие, видно было, что не по своей воле человек пошел на фронт. Раненых противников мы не убивали, только во время наступления. Своих же раненых прятали обычно в укромных местах, после боя санитары подбирали их и отправляли в госпитали.
- Приходилось ли вам захватывать немецкие склады с продовольствием, обмундированием? Их снабжение ведь было намного лучше. Скажем, на границе или в Германии? Каким было снабжение наших военных?
- Мы знали об обеспечении немецких военных, у них было все – от новейшего вооружения до иголки с ниткой. Они были прекрасно одеты, обеспечены продовольствием на высочайшем уровне.
- У них были консервы – мясная тушенка, концентраты, сухари, шоколад, хорошие сигареты, туалетное мыло, шнапс, кофе, чай. Офицерской нормы немцев я не знаю.
- У нас штабные офицеры могли питаться в армейской столовой, имели особый паек, перечень продуктов на целый лист. В полку все, включая офицеров, питались по солдатской норме, офицерам только дополнительно давали 20 гр масла и 2 печенья в сутки. В обычный сухпаек солдата, выдаваемый на 1-2 дня, входила банка консервов (в последние годы войны это была американская тушенка), пачка сухарей, чай и сахар, иногда вместо консервов было сало. Помимо сухпайка ежедневно два раза в день бойцов нужно было кормить горячей едой. В батальоне из расчета на 360 человек имелось хозяйственное подразделение. Варили супы, борщи, каши с тушенкой. Перед каждым боем и иногда с ужином давали 100 гр спирта. У моряков норма была выше. Непьющие могли выменять на спирт у своих товарищей какие-то продукты или вещи. Больных цингой я не видел, приходилось видеть больных, которые еще до призыва на фронт страдали различными заболеваниями, и на фронте эти болезни прогрессировали.
- Для командования положено было иметь отдельные пункты питания. Зона фронта простиралась до 400 километров от переднего края. Конечно, штабные питались, как в мирное время. Периодически их бомбили, но это другая категория.
- В нашем стрелковом батальоне командир хоз. взвода отвечал за кормежку, обеспечивая горячей пищей военных и раненых. Походные кухни находились максимально близко к переднему краю, в укрытии. Через штаб батальона передавалось командирам рот, те выделяли дежурных солдат для разноса еды другим бойцам. Дежурные забирали у солдат пустые котелки и приносили их в окопы или другие укрытия уже с едой. Когда нельзя было подобраться с котелками, использовали термосы. Хлеб делили не по весу, а по кусочкам, клали их на палаточную ткань. Распределяли так: один боец поворачивался спиной к остальным, брал хлеб в руки и спрашивал: «Кому?» Другой боец называл фамилию того, кому нужно отдать выбранный кусок хлеба. Это делалось для того, чтобы никого не обделить, чтобы всем доставалось поровну, не было никаких перегибов. Утром могло быть 200 человек, а к концу дня уже половина возвращалась.
- С ума люди сходили на фронте?
- Бывали такие случаи. Один раз и я был свидетелем того, как в Карпатах сошел с ума солдат. Он стал стрелять в своих же товарищей. Этого парня просто застрелили по приказу командира полка, которого потом по судам затаскали за необдуманный приказ. Сумасшедшего должны были отправить в тыл, в госпиталь, его никто расстреливать был не в праве.
- Были ли у вас случаи мародерства, особенно за границей? Говорите так, как есть. Скажем, я слышала, что солдат нашел наградной наган в разграбленном доме, а потом его под трибунал за это.
- Те, кому надо было что-то взять, те брали. Когда нужно было для семьи что-то достать, особенно за рубежом, старались для этого все делать. Было много брошенных домов со всем имуществом. Конечно, брали что могли. Одежду, часы, аккордеон могли взять. Я был первым помощником начальника штаба полка, и я приехал к своей будущей жене с пустым вещевым мешком и 15 тысяч рублей на книжке. Нам приходили директивы, запрещающие мародерство, оно каралось строго – военным трибуналом. Потихоньку, конечно, люди что-то увозили. Иногда выменивали у жителей.
- Какая зарплата была на фронте?
- В гвардейских частях (особо отличившихся войсках), в танковых частях были повышенные оклады – 50%-ная надбавка к основному окладу. Я могу дать статью, чтобы быть точным. Это книга начальника Центрального финансового управления Министерства обороны «Деньги на ветер». Командир роты получал полуторный оклад, правда, зарплаты часто менялись, сейчас уже мне трудно вспомнить, но я получал тогда около 1500 рублей в месяц. Солдаты получали 3-5 рублей наличными или тоже на книжку. Семейному офицеру выписывали зарплату по месту пребывания семьи. А сам офицер всегда жил на полном довольствии. 600 рублей платили за подбитый танк, 1000 рублей за сбитый самолет. Все затраты расписаны. И это выполнялось точно.
- Например, над передним краем идет воздушный бой и сбивают фашистский самолет, после боя подъезжают представители авиации и просят подписать акт, что над их территорией сбит такой-то самолет, потом из другой летной части подъезжают и просят подписать их. В суматохе сложно разобрать, кто именно подбил вражеский самолет. Как и кем решалось, кому присвоить награду за сбитый самолет, было сложно сказать. Была своеобразная борьба. Со сбитыми танками было проще – это было заметно. Командир батальона подписывал наградной лист.
- Мы не получали деньги на руки, у нас были расчетные книжки. Раз или два в месяц появлялся начальник Финансового управления, я расписывался в ведомости, а мне записывали сумму в расчетную книжку и наклеивали талоны. Иногда кто-то с оказией ехал домой. Тогда я писал начфину записку, чтобы он снял с моей книжки наличные и передал человеку, едущему на побывку.
- На каком расстоянии находился Штаб батальона от переднего края? Были штабные, которые пороха не нюхали?
- Для сведения - от переднего края командир батальона находился за 200 м, командир полка – на расстоянии не дальше 2х км, мог быть и ближе. Дивизия и ее штаб располагалась обычно на расстоянии 15 км от переднего края фронта. Командир дивизии во время боя мог подъезжать ближе к переднему краю, чтобы руководить наступлением или обороной.
- Командир батальона отвечал за укрепления, за первую полосу обороны. Оборонительные траншеи копали от и до – 8 кубометров земли в сутки ты должен прорыть. Во второй траншее находились в резерве усиленный взвод или рота. Далее вторая полоса обороны, далее – дивизионная полоса. Штаб полка находился в 3-5 км от переднего края. При условии удержания огневых позиций передним краем до штаба никто не добирался. Юридические и организационные вопросы в полку решал командир полка. Была строгая иерархия и контроль, о любом действии требовалось докладывать вышестоящему начальству.
- В масштабе дивизии штабных «белоручек» не было, так или иначе было взаимодействие с передним краем. А должности такие были – например, начальник артвооружения, ведавший хранением и выдачей оружия и боеприпасов. Я такого видел в группе ветеранов, он ни одного ранения за всю войну не получил.
- Когда у вас выветрились впечатления об ужасах войны?
- Они никогда не выветрятся, останутся со мной до конца, ведь в войну страдали все, без разделения на национальности, досталось больше всех, не могу сказать русскому, а советскому народу, ведь не только русские воевали, но и украинцы, и белорусы, и грузины, и казахи, и латыши, и киргизы. Когда я рассказываю о войне, мои нервы так напряжены, словно я нахожусь на фронте.
- Как вы относитесь к песням Высоцкого о войне?
- Я положительно отношусь ко всем песням о войне. Высоцкий сын полковника Высоцкого, начальника связи 20 армии, мы с отцом Высоцкого ездили по Чехословакии, я был старший группы. Это очень порядочный человек. Я с ним неоднократно встречался, видел и его старшего сына. Он дал мне книгу о Высоцком, я передал ее в музей своей дивизии.
- Сейчас много лживой информации о войне, т.к. ветераны уходят и некому опровергнуть эту фальш. Как вы считаете, стоит ли секретные архивы рассекретить и какую форму информирования людей вы бы предложили?
- Нервировать народ бесполезно, т.к. он не имеет никакого влияния на нынешнюю политику государства. Решать должно Верховное командование, властные структуры. Народ может оказаться перед фактом. Сейчас идет спор о разрыве дипломатических отношений с Украиной. Медведев об этом упомянул. Но Путин не сказал своего мнения на этот счет. Поэтому решение будет приниматься с учетом его мнения.
- Как вы считаете – что помогло быстро наладить послевоенную жизнь в стране?
- Я прожил долгую и деятельную жизнь, у меня 2 детей, 6 внуков, 2 правнука, я рад, что прошел военную школу, служил при СССР, получил высшее образование, дослужился до генерал-майора, ушел в отставку с почестями. В мирное время получил 5 правительственных наград своего Отечества. Всю свою жизнь я честно трудился на благо Отечества. И так делали многие мои коллеги и друзья.
- После окончания войны в нашем стрелковом полку не было машин. А в 1946 году уже пришла новая техника, в ангарах стояли машины, поэтому сразу после войны большую часть лошадей мы отдали колхозам для обработки земли, а другую часть резали и кормили людей на Украине, особенно в местах расформирования войск.
- В городе Баре я был командиром пулеметной роты, у меня было 12 пар лошадей, которые в 1946 году я передал для нужд народного хозяйства. Это, конечно, были не лошади, а клячи, каждая из которых была на учете, мы все по ведомостям передавали, согласно директивам, которые нам присылали. Артиллерийские, инженерные, спецчасти передавали часть своей техники в стрелковые войска, которые после их реорганизации становились мотострелковыми, также часть техники, использовавшейся на фронте, передавали для ведения хозяйства на освобожденных территориях. После войны не хватало квалифицированных водителей, поэтому специальные гражданские организации – ОСОВИАХИМ, ДОСААФ - занимались подготовкой водителей.
- Постепенно мотострелковые полки пополнялись квалифицированными, подготовленными кадрами, с каждым новым призывом приходили технические специалисты и водители для обслуживания моторной техники.
- У нынешней армии никакого сравнения нет с той, которая была в послевоенные годы. Сейчас оснащение армии сделало грандиозный скачок по сравнению с военным, даже послевоенным временем. Я поддерживаю все начинания нынешней российской армии по вопросам обеспечения и улучшения ее жизни и быта. Для сравнения, наш полк имел 102 конных повозки и только одну машину, для которой требовалось 2 бочки горючего.
- Восстановлению страны способствовала централизация власти, твердая рука Сталина и его умение распределять работу различных органов управления. Деятельность Советского правительства контролировалась Политбюро ЦК КПСС, каждый его член был ответствен за определенный участок работы: Микоян отвечал за сельское хозяйство, пищевые продукты, Устинов, министр обороны, получил генерал-полковника, будучи гражданским. Потому что он ведал вооружением несколько десятков лет. Кто-то отвечал за танки, за другие отрасли. Это распределение, личный контроль Сталина и его твердое слово фактически решали политику страны. Сейчас в нашей стране, похоже, установилась твердая власть, которая руководит страной умело и не дает нас в обиду на мировой арене.
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Борис Арсентьевич Литвин попросил редакцию «РБ» опубликовать информацию о фронтовой фотографии, присланной им сыном гвардии старшины А.В. Кривохижина. Тот разыскивал однополчан своего отца, и ему удалось связаться с некоторыми из них, в т.ч. и генералом Литвиным.
Генерал написал ответ, в котором подтвердил, что Кривохижина и Пермякова он видел в боях под Карпатами, они занимались материальным обеспечением батальона. Они были уже зрелыми бойцами, знали как в любой обстановке приготовить еду, найти ее, как связаться с командиром батальона, какие выписать боеприпасы и сколько. От этих вещей на фронте очень многое зависело. Однако дальнейшей информацией об их судьбе Борис Арсентьевич не располагает. Тем не менее, ему хочется отдать дань уважения этим людям, с которыми судьба свела его на непродолжительное время, опубликовав фронтовую фотографию и письмо В. Кривохижина об отце.
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФРОНТОВОЙ ФОТОГРАФИИ…
«На фотографии, сделанной 22 мая 1944 г. - три боевых товарища 205 гвардейского стрелкового полка 70-й прославленной гвардейской стрелковой, ордена Ленина, дважды Краснознаменной, орденов Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого, дивизии. В перерывах между боями бойцы использовали любую возможность послать весточку с фронта своим близким или отправить фотографию. Они понимали, что это письмо может оказаться последним, поэтому на обороте фотокарточки подписали имена и фамилии изображенных на ней бойцов, указали точную дату съемки. Дивизия в те дни вела тяжелые наступательные бои в Западной Украине.
Слева стоит гвардии старшина Кривохижин Алексей Васильевич, командир взвода снабжения 2-го батальона 205 стрелкового полка. У него на груди гвардейский знак, Орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». На фронте награды получали не просто так, а за проявленное мужество и героизм.
В центре сидит Пермяков Александр Михайлович, воинское звание и должность которого мне неизвестны. Можно толлько предполагать, что он также являлся командиром взвода.
Справа стоит гвардии старшина Лекарев Михаил Николаевич, командир взвода снабжения другого батальона 205 стрелкового полка. Лекарев М.Н. родился в Харькове в 1899 г., был призван в 1942 г. Бирским РВК Хабаровского края. Жена – Лекарева Александра Казимировна. К тому времени также был награжден медалью «За боевые заслуги».
Судьбы трех фронтовых друзей-гвардейцев сложились по-разному. Мой отец, Кривохижин А.В., закончил войну, освобождая столицу Чехословакии Прагу. К вышеназванным наградам добавилась еще одна – орден «Отечественной войны» 1й степени. После войны он прожил долгую трудовую жизнь в Киргизии. Трое его сыновей стали офицерами, в том числе и я. Умер отец в возрасте 83 лет, похоронен в Северодонецке на Украине.
Мне ничего не известно о судьбе А.М. Пермякова. В списках погибших он не значится, но нет его и в списках награжденных участников войны. Возможно, он остался жив и был демобилизован по ранению или болезни.
За мужество и героизм, проявленный в бою 21 апреля 1944 г., где он лично уничтожил 16 фашистов, М.Н. Лекарев был представлен к ордену Славы III степени. Этот бой произошел за месяц до памятной фотографии недалеко от города Станислава (ныне Ивано-Франковск) и, судя по всему, орден старшине Лекареву еще не был вручен. Да и знал ли он тогда о представлении к такой высокой награде? К сожалению, через 3 месяца – 24 августа 1944 г., после тяжелого ранения, Михаил Николаевич скончался он ран в медсанбате.
История этой фронтовой фотографии до конца не раскрыта и хранит свою тайну…»
Интервью записала Юлия Шапченко